Каменный склеп

Каменный склеп у села Богополь в контексте истории Дальнего Востока

История Приморья XV-XVII вв., как и всего российского Дальнего Востока, малоизвестна не только широкому кругу читателей, но и специалистам. Письменных источников по данному периоду сохранилось немного. Большая их часть написана на китайском языке, русскоязычные появились достаточно поздно, только с началом освоения первопроходцами дальневосточных земель, т.е. на заключительной стадии этого “темного периода”. Представлены они различного рода “скасками”, “распросными речами”, записками, содержащими, как правило, сведения о путях продвижения первопроходцев, транспортных системах в регионе, аборигенном населении, его быте и местах расселения. Очевидно, что этого явно недостаточно для объективной реконструкции исторических реалий. Поэтому на сегодняшний день мы располагаем только фрагментами исторической канвы того периода, сотканными в разное время усилиями многих специалистов – востоковедов, историков, этнографов, лингвистов [Васильев, 1857, 1863; Рудаков, 1902; Бантыш-Каменский, 1882; Горский, 1852; Дополнение к актам историческим, 1846, 1848; Мелихов, 1966а, с. 113-114; Мелихов, 19666, с. 80-85; Лебедева, 1957; Долгих, 1959; Соловьев, 1973, с. 281; Палладий, Попов, 1888].
Понятно, что для воссоздания достоверной версии исторической ситуации необходимо задействовать весь корпус источников – нарративных, археологических, лингвистических, этнографических. Но прежде их необходимо выявить, что представляет определенные трудности и требует значительных затрат времени. К тому же ситуация усугубляется укрепившимся в сознании исследователей впечатлением, что XV-XVII вв. в истории российского Дальнего Востока малоинтересны, т.к. после мон¬гольского нашествия тунгусо-маньчжурские аборигены были угнаны в другие места, преимуществен¬но в Маньчжурию, а Приморье и Приамурье оказались слабозаселенными и, будучи отодвинутыми на обочину мировой и региональной истории, в исторических перипетиях не участвовали. Поэтому данная статья является своего рода приглашением специалистов к обсуждению и разработке названной проблемы. В ней вводится в научный оборот новый, археологический, источник, экстраполяция которо¬го на письменные свидетельства позволит реконструировать отдельные моменты в истории Приморья. Но прежде посмотрим, каков был исторический фон в регионе, запечатленный в нарративных документах.

Приморье и его население в свете
письменных свидетельств.

Из китайских источников “Дайцин и тунчжи” известно, что территория Приморья в то время называлась Воцзи, а населявшие ее народы – дунхай-воцзибу, что означает лесные племена Восточного моря. На южном берегу р. Сисэ (ныне Джигитовка, а до 1971 г. Иодзыхэ), согласно “Цзилиньшэн ту” (Карта провинции Гирин (Цзилинь)), располагались стойбища пле-мени ци-я-ка-ла (см.: [Соловьев, 1973, с. 45]). По данным П.И. Кафарова, “словом дацзы китайцы называют тунгусоязычные племена кя-ка-ла… Кя-ка-ла прозябают по Приморью от Владивостока до реки Исэ (Джигитовка. – О.Д.)” (цит. по: [Палладий, Попов, 1888, с. 148]). Японский исследователь Сей Вада, сопоставив разновременные китайские источники, пришел к выводу, что племя ци-я-ка-ла обитало в верховьях р. Иман. По его мнению, это были орочи или удэгейцы Сихотэ-Алиня, которых в период монгольской династии Юань китайцы называли “нюйчжи е жэнь”, т.е. “дикие чжурчжэни” (см.: [Соловьев, 1973, с. 41-43]).
Г.В. Мелихов, работавший с китайскими и русскими источниками, связывал компактное проживание тунгусоязычного племени варка с бассейном р. Туманган и с верховьями р. Уссури, прослеживая ареал обитания этого племени к востоку и северо-востоку до морского побережья, включая острова [Мелихов, 19666, с. 95].
Таким образом, опираясь на нарративные источники, все исследователи приходили к одному результату: на территории Приморья после нашествия на Дальний Восток в XIII в. монголов по западным и восточным склонам Сихотэ-Алиня проживали два крупных тунгусоязычных этнических объединения (или союза племен) – воцзи и варка – предки нанай-цев, удэгейцев, орочей.
В китайских источниках сохранились сведения об административно-территориальных округах (лу), функционировавших в XVI-XVII вв. на территории Приморья: Хэлиньлу, Нимачалу, Суйфыньлу, Хуэлу, Яланьлу и др. (“Дайцин и тунчжи”, цз. 46, л. 5). Картирование этих округов позволило Ф.В. Соловьеву очертить географию каждого из них: “Восточное побережье Уссурийского залива, включая нынешний Шкотовский район от р. Майхэ и до зал. Восток, входило в округ Хэлиньлу; бассейн рек Сучана и Судзухэ от южных отрогов хребта Сихотэ-Алиня до моря охватывал округ Яланьлу; в бассейне р. Суйфун и прилегающей к нему территории рас¬полагался округ Суйфыньлу; в бассейне рек Даубихэ и Улахэ находился округ Хуэлу; р. Иман и прилегающие к нему районы включались в округ Нимачалу. Все округа назывались по имени рек, на которых они располагались… округ в территориальном отношении мог представлять собой единый, связанный системой рек и гор, географический район. Так, Суйфунский округ охватывал долину этой реки с ее притоками и горными системами; округ Ялань (Ярань) располагался на одноименной реке с ее притоками и близлежащими другими реками с подступающими к ним отрогами гор Сихотэ-Алиня и т.д.” [1973, с. 58-59] (рис. 1). Из китайских источников также известно, что при создании чжурчжэнями в начале XVII в. Маньчжурского государства их вожди Нурхаци и Абахай постоянно совершали походы в Приморье для угона населения в Маньчжурию с целью организации из них особых отрядов.
Напомню, что кроме родственных чжурчжэням тунгусо-маньчжурских племен варка и воцзи на территории Приамурья и Приморья проживали нивхи (гиляки) и айны. Известна следующая хронология походов по захвату населения.
В 1607 г. по распоряжению Нурхаци князь Баяла; высокопоставленный начальник Эйду и адъютант Хур-хань с тысячным отрядом выступили против воцзи [Там же, с. 41].
В 1609 г. Хурхань с отрядом в тысячу человек вторгся в округ Хуэ (бассейн р. Даубихэ) и угнал 2 тыс. семей в Маньчжурию. В 1610 г. Эйду с таким же отрядом напал на округ Ялань (бассейн р. Сучан, ныне Партизанская), расположенный на территории воцзи, где захватил более 10 тыс. чел. [Там же].
В 1614 г. из округов Ялань и Силинь (восточный берег Уссурийского залива) было уведено в Маньчжурию 200 сдавшихся и 1000 плененных семей. В 1615 г. восьмизнаменные маньчжурские войска пошли в поход по двум дорогам на восточные племена. В сражениях было убито 800 чел., пленено 10 тыс. чел. и захвачено 500 семей [Васильев, 1857, с. 26].
8 февраля 1635 г. отряды Убахая и Цзингурдая выступили против племен варка, напали на местность Ниманя (Иман) и захватили более 1000 чел. 15 ноября того же года маньчжурские войска напали на Южное Приморье. Они шли четырьмя колоннами. Первая, под командованием Убахая, двигалась на Эхэй-кулунь и Элэюсо; вторая, возглавляемая Доцзили, -на Ялань, Лилинь и Хуэ; третья, во главе с Чжафуни, -на Акули и Нимань (Баку и Иман); четвертая, под командованием Ушита, – на Нолэй и Авань [Маньчжурское владычество…, 1966, с. 91].
Из захваченных аборигенов были сформированы пять особых рот (нюру), в две из них вошли жители бассейна р. Суйфуна (ныне р. Раздольная), а в три – обитатели бассейна р. Иман (ныне р. Большая Уссурка) [Там же, с. 86].
Однако наибольшую активность в отношении аборигенных племен Приморья проявил маньчжурский император Канси (1662-1722). Им были учреждены поощрительные награды за организацию военных походов. В “Хойдянь шилу” сообщается, что «в первые годы правления императора Канси по всеподданнейшему докладу было разрешено выдавать награды участникам походов по “привлечению” в подданство новых маньчжуров в следующем порядке: за 100 привлеченных семей давалось военное отличие первой степени (Тоудэн цзюньгун), за 80 семей – военное отличие второй степени (Эрдэн цзюньгун), за 60 семей – военное отличие третьей степени (Саньдэн цзюньгун), за 40 семей – военное отличие четвертой степени (Сыдэн цзюньгун), за 20 семей – военное отличие пятой степени (Удэн цзюньгун)» (цит. по: [Рудаков, 1903, с. 372]).

Масштаб 1 : 3 000 000

Рис. 1. Карта административно-территориальных округов, функционировавших в XVI-XVII вв.
на территории Приморья (выполнена Е.Н. Шкрябиной).
1 – Суйфыньлу; 2 – Хэлиньлу; 3 – Яланьлу; 4 – Хуэлу; 5 – Нимачалу.
Такие действия маньчжурских властей неизбежно заставляли тунгусо-маньчжурские племена переселяться в более труднодоступные места – на север Приморья и в Приамурье. Тем более что перемещение на новые территории в случае затруднительных ситуаций являлось для тунгусо-маньчжуров традиционной ответной психологической реакцией, ставшей их этнопсихологической чертой. Тому масса примеров. И. Надаров, обстоятельно исследовавший коренные народы Приморья, писал, что все гольды (нанайцы) Северо-Уссурийского края могут быть отнесены к оседлому населению, но это не привязывает их к одному постоянному месту жительства. При ухудшении условий гольд бросает свою фанзу и переходит на другое место, не стесняясь расстоянием, например, из устья Уссури может перейти в низовья Даубихэ (Арсеньевка), а с Даубихэ – на Амур [Нада-ров, 1887, с. 66-73].
Указанные события – походы с целью захвата населения и перемещения аборигенов – не могли не отразиться в археологических материалах. Одно из таких археологических свидетельств и было открыто в долине р. Зеркальной (Тадуши) у с. Богополь.

В 2003 г. при проведении Амуро-Приморской археологической экспедицией Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН разведочных изысканий в Восточном Приморье в долине р. Зеркальной местный житель с. Богополь Андрей Фролов показал мне объект, который он назвал печью, где он в детстве находил железные наконечники стрел и бронзовые украшения*.

Рис. 2. Карта бассейна р. Зеркальной. 1 – каменный склеп у с. Богополь; 2 – горный перевал.
* Автор приносит благодарность участникам раскопок С.А. Сакмарову, Е.Н. Шкрябиной, А.Л. Шумковой и школьникам пос. Кавалерово.
Объект располагается в 2 км к западу от с. Богополь (Кавалеровский р-н Приморского края) на надпойменной террасе левого берега р. Зеркальной (рис. 2). Терраса окаймлена с востока сухим ручьем, с юга -дорогой и рекой. Она поросла вторичным лесом, поверхность достаточно ровная, плавно понижается в сторону реки, край террасы срезан дорогой.

0 1 м
Рис. 3. План купола склепа.
Первичный осмотр памятника, казалось, подтверждал определение местных жителей: по внешнему виду объект был похож на гончарную печь, раскопанную в 1999 г. В.И. Дьяковым на поселении Петровка-5 в южном Приморье (Шкотовский р-н) [Дьякова, Дьяков, Сакмаров, 2002].
Среди высокой травы едва просматривалось куполообразное каменное сооружение с двумя зияющими провалами с южной и северной стороны. Высота его превышала 1 м. В плане купол имел форму правильного круга диаметром 4,5 м (рис. 3). Внешняя поверхность объекта была задернована. При проведении раскопок под дерном обнажилась насыпь, состоявшая из щебня, скальных обломков и суглинка. Выяснилось, что уцелели только верхняя часть купола и боковые своды (рис. 4). Внутри оказался каменный ящик прямоугольной формы, заполненный материалом рухнувшей насыпи и камнями.
Свод. Купол был выложен из камней разных размеров (от 10 до 35 см длиной) в виде арки (рис. 5). Техника арочной кладки требовала использования помимо прямоугольных камней каменных клиньев, загонявшихся между ними.
Основание каменного свода покоилось на горизонтально выложенных плоских камнях, являвшихся своего рода фундаментом.
Каменный ящик. Ниже фундамента, удерживавшего свод, находился каменный ящик прямоугольной формы размером 303×100 см (рис. 6, 7).
Восточная стенка длиной 303 см, высотой 82 см была возведена из плотно уложенных камней с плоскими сторонами (рис. 8). Она практически вертикальная, и тщательно подогнанные друг к другу камни образуют гладкую поверхность. Нижний их ряд высотой 40 см состоял из шести камней длиной 70-98 см,

Рис. 4. Каменный купол склепа (вид с юга).     Рис. 5. Арочный свод.

Рис. 7. Каменный склеп (вид с юго-востока).

Рис. 8. Восточная стенка склепа.             Рис. 9. Западная стенка склепа.
следующие два были сложены из камней прямоугольной формы меньшего размера (40-67 см длиной), четвертый – из 10 камней, выравнивавших верхнюю линию стены.
Западная стенка (рис. 9) длиной 301 см, высотой 82 см состояла из шести рядов камней. В основании находились крупные валуны с гладкой поверхностью. Второй ряд тоже сложен из крупных камней. В нем сооружена подпрямоугольная ниша размером 30×18 см и глубиной 10 см, условно названная “алтарь” (рис. 10). Третий ряд состоял из камней разного размера, уложенных так, что его верхний край представлял собой ровную горизонтальную поверхность, на которую помещены семь плиток толщиной 5-7 см для ее дополнительного выравнивания. Далее следуют еще два ряда камней среднего размера (30-40 см длиной). Верхняя поверхность западной стенки оказалась неровной вследствие более поздних разрушений, особенно в северной части, где был сделан лаз для проникновения в могилу. Ниша в западной стенке и камни во многих местах сохранили следы огня в виде красных и черных прокалов. При беседе с местными жителями выяснилось, что это они разводили огонь, посещая склеп.
Северная стенка (рис. 11) значительно разрушена. Ее длина 100 см, высота сохранившейся части 78 см. В основании уложены два крупных камня, над ними еще два ряда камней разного размера. Верхней части стенки нет.
Южная стенка (рис. 12) также имеет значительные поздние повреждения. Ее длина 100 см, высота

Рис. 11. Северная стенка склепа.
сохранившейся части 90 см. На стыке с восточной стенкой три ряда камней и часть четвертого. Выше стенка разрушена.
Дно каменного ящика состояло из серо-зеленого суглинка без какой-либо каменной кладки. Поверхность его ровная, с небольшим уклоном к северу.
Котлован. Его глубина равна высоте ящика. Снаружи восточной и северной каменных стен три насыпи из ломаного камня, поддерживавшие стенки ящика.
Инвентарь. При разборке каменного и щебенистого завала, оказавшегося внутри каменного ящика, были обнаружены бронзовые монета и бубенчик (рис. 13).
Монета круглой формы, диаметром 2,6 см, с квадратным отверстием. Согласно определению А.Л. Ивлиева (устное сообщение), это маньчжурская монета Шунь чжи (1641-1661 гг.).

Рис. 12. Южная стенка склепа.
Бубенчик шаровидный, с круглой петелькой вверху. Его длина 2 см, диаметр 1 см. Подобные бубенчики в форме дракончиков и лягушек, но более крупного размера были широко распространены в I – начале II тыс. н.э. в средневековых культурах Дальнего Востока – мохэской, бохайской, амурских чжурчжэней [Памятники…, 1991, с. 226; Медведев, 1986, с. 47-101; Деревянко, 1975, с. 17-203; Дьякова, 1998, с. 204]. Бытовали они и в этнографическое время у тунгусо-маньчжурских этносов Приморья и Приамурья. В Китае подобные украшения используют для отпугивания злых духов до сих пор и нашивают на обувь, кошельки, одежду.

Рис. 13. Инвентарь каменного склепа у с. Богополь. а – монета; б – бубенчик.

Обсуждение результатов

Каменный склеп у с. Богополь датируется по обнаруженной в нем маньчжурской монете Шунь чжи XVII в. Такие монеты выпускали с 1641 по 1661 г., что приходится на время становления и укрепления Маньчжурского государства, основанного чжурчжэнем Нур-хаци. Чжурчжэни же, как известно, были прямыми предками маньчжуров и ближайшими родственниками тунгусо-маньчжурских племен Приморья и Приамурья. Последний год выпуска монет Шунь чжи вплотную смыкается с началом правления императора Канси (1662-1722), согласно нарративным источникам, наиболее активно осуществлявшего походы в Приморье и Приамурье с целью угона аборигенов в Маньчжурию и организации из них военных отрядов. Хождение же монет Шунь чжи в Маньчжурском государстве, естественно, выходило за хронологические рамки их выпуска. Поэтому возведение каменного склепа у с. Богополь может быть датировано не ранее 1641 г.
Для кого был построен этот каменный склеп?
Версия первая. Склеп предназначался для захоронения умершего католического иезуита, составлявшего по приказу маньчжурского императора Канси атлас Китайской империи и смежных с ней территорий, в частности Приморья. Данные о составлении карты дальневосточных земель иезуитами по приказу императора Канси сохранились в китайских источниках. В пользу этой версии говорят следующие факты: устройство каменного склепа, техника и приемы его возведения, кладка арочного свода, наличие в западной стенке ниши-алтаря. Напомню, что выявленная техника каменной кладки с арочными сводами – традиция, широко распространенная в античную эпоху в греко-римском мире, дошедшая до Северной Африки, в частности до Карфагена. На дальневосточную окраину она вполне могла быть принесена католиками-миссионерами, для погребения которых и использовалась.
Версия вторая. Склеп был сооружен для умершего или убитого на чужбине маньчжурского военачальника, отправившегося в поход в Приморье к родственным тунгусо-маньчжурским племенам для “привлечения” их в подданство императору Канси. В пользу этой версии свидетельствует то, что перед нами не рядовое захоронение человека из тунгусо-маньчжурского племени, а принципиально новая погребальная традиция, не свойственная аборигенам Приморья. Тунгусо-маньчжурские племена в эпоху средневековья, т.е. в I – первой трети II тыс. н.э., хоронили своих умерших, в т.ч. и знать, в грунтовых и курганных могильниках, а позже, в этнографическое время, большинство из них совершало воздушные захоронения [Деревянко, 1975, с. 104-130; 1977, с. 144 и др.; Медведев, 1986, с. 17-163; Дьякова, 1998, с. 45-164]. Арочная каменная кладка на российском Дальнем Востоке в древности и средневековье неизвестна. На Корейском полуострове арки возводили при строительстве усыпальниц когурёсцы (II—VII вв. н.э.), в Китае арочная кладка использовалась в эпоху династии Цзинь (265^20). Знали ее и кидани, возводившие склепы из кирпича в эпоху империи Ляо (916-1125) [Ивлиев, 1990]. Казалось бы, в пользу второй версии свидетельствует и обнаруженный в склепе бронзовый бубенчик – традиционное для тунгусо-маньчжуров украшение-оберег, нашиваемое на одежду. Однако миссионеры на Дальнем Востоке также часто носили китайские и другие национальные костюмы.

Выводы

Обособленность захоронения на возвышенности, устройство каменного склепа, арочный свод усыпальницы, несвойственный аборигенам погребальный обряд – все это свидетельствует о том, что погребенный не принадлежал к тунгусо-маньчжурскому населению долины р. Зеркальной. Время возведения склепа (XVII в.) позволяет интерпретировать эти факты в историческом контексте следующим образом: появление каменной усыпальницы с арочным сводом у с. Богополь – печальный результат одного из военных походов Маньчжурского государства в Приморье с целью угона родственного тунгусо-маньчжурского населения в Дунбэй. Сейчас невозможно установить, кем был человек, нашедший свой последний приют в приморской земле. Понятно лишь одно, что поход для него закончился трагически и случилось это, судя по характеру выкопанного котлована и каменной кладке, не зимой, а летом или осенью. К сожалению, до нас не дошли наконечники стрел и предметы из алтарной ниши, но они, по свидетельству местных жителей, были. Поскольку алтарная ниша располагалась в северной части западной стенки склепа, то можно думать, что погребенный был захоронен головой на север. Северная же ориентация соответствует погребальным традициям монголов. Последние, как утверждают китайские хроники, тоже входили в состав войск Маньчжурского государства, в т.ч. в качестве самостоятельных отрядов.

О.В. Дьякова
Институт истории, археологии и этнографии
народов Дальнего Востока ДВО РАН
ул. Пушкинская, 89, Владивосток, 690950, Россия
E-mail: emelianova@front.ru

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *